Подбей, пришей, и носи, сынок, на здоровье(1 фото)
- 12 августа 2017
- Познай МИР
Давно было. Был у нас в роте старшина. Как все старшины жадный. В смысле - хозяйственный до чрезвычайности. И в плане хозяйственности имел привычку, с точки зрения рядового состава, вредную, а по мнению старшего командования - весьма полезную. Как тот мужик, который все в дом, так и этот - все в роту. Вот и притыривал имущество в виде новых парадок, парадных ботинок и кирзовых сапог и прочего полезного вещевого имущества.
А рядовому составу выдавал старое, то есть бывшее в употреблении и действо это сопровождалось горестными всхлипами и разными словами, кои со временем военный народ воспринимал как своего рода старшинские мантры или заклинания, для поддержания боевого духа.
- Сынки, вы пока поносите это... Что делать, ребятушки?! В сорок первом было хуже: убьют солдата, сапоги снимут, отдадут следующему. А вот я тебе дратвы дам... Подремонтируй, латочку поставь... Детишки в Эфиопии с голоду пухнут. Время-то такое! - и со страшным всхлипом-стоном добавляет. - А тебе новое дай!
И лежали новое вещевое имуществои аккуратными штабелями, распространяя по каптерке запах свежей полушерстяной и хэбэшной ткани, яла и хрома, от которого слезились глаза у рядового состава.
Вот так и я получал парадку под эти причитания:
- Потерпи, сынок! На фронте и не такое терпели...
Ладно, парадка еще туда-сюда, но вот ботинки. Задники стоптаны до гвоздей, даже шляпки постирались. Присягу ботинки пережили. А вот в первом увольнении задники отвалились. Я еле доцокал остатками гвоздей до части. Сразу к старшине. Он помрачнел лицом, пустил слезу и приступил к традиционному плачу.
Хотя, как я уже говорил, вряд ли это был плач, больше все это походило на распевание мантр группой монахов-буддистов.
- Ну, сынок! Ну, на ходу ведь рвете подметки! Как же теперь их носить? Ведь когда выдавал, им сносу не было. Восьмой год только служили. А им служить и служить еще!!! Вот тебе новые каблуки. Подбей, пришей, и носи, сынок, на здоровье...
С ремонтом я протрахался всю ночь. Оказалось, что резина подметки от времени превратилась в пластмассу и при прибивании каблука просто крошилась, и оный не держался совершенно. Утром пришел к старшине и, отвергнув его предложение прикрутить каблуки проволокой, потребовал то, что можно носить.
Старшина долго копался в куче хлама в углу сушилки.
Через полчаса еле слышых рыданий и стенаний мне были предьявлены покрытые серым налетом пыли с плесенью по швам пара ботинок. С виду вроде приличные, и даже каблуки были сношены мало, но как-то во внутрь стопы.
В общем, я их взял и в следующую субботу натер, начистил, любо-дорого посмотреть!
В воскресенье, бликуя глянцем обувной кожи дождливым утром, вышел за ворота части, взял разбег на автобус и через десять минут довольный выходил перед излюбленной кафешкой.
Идти по улице в ботинках, принявших форму чужой ноги и изгибающей стопу внутрь, было неудобно, но я как то терпел. Но на второй луже раздался неприятный треск рвущихся ниток. В общем, ботиночки окозались явно покойницкие, шитые одной ниткой, явно предназначенные сгнить вместе с хозяином, покойно лежащим в холодном деревянном ящике.
Размокнув под дождем, ботинки превратились в элегантные шлепанцы и держались на пальцах ног. Верх же оказался плотно пришнурован к верхней части стопы. Нужно ли говорить, что идти в таких шлепанцах по центру города - пытка?
В общем, мягко говоря, в плохом настроении я вернулся из интересно начавшегося увольнения. Насмешив изрядно сотню прохожих и наряд на КПП, прошлепал в роту.
На входе в упор столкнулся со старшиной и пожалел, что не снял ботинки прямо на КПП. Взгляд. Ох, его взгляд говорил о многом. В этом взгляде я увидел и умирающих от голода детей Эфиопии, и Че Гевару, и Луиса Корвалана, сидящих в тюрьме, когда эти... рвут подметки.
Где-то в уголках глаз старшины полоскалась мысль о моих родственниках, обо мне и еще немного лучащейся доброты. Я так и замер у порога, вперившись вглазами в этот страдающий взор, полный живой, трепещущей человеческой мыслью. Замер я под ним и не замечал, как из остатков ботинок на чистый натертый пол казармы натекла лужа грязной дождевой воды. Где-то в глубине души я чувствовал непонятное раскаяние.
Мне мнилось, что я подвел всю страну, не справившись с выданными мне ботинками. Но то, что я услышал потом, просто чуть не свалило меня прямо в лужу.
А услышал я сдавленный полушепот-просьбу:
- Сынок, зашей ботинки! Я тебе ниточек дам...
В общем, вечером я получил дратву, шило, крючок и засел в бытовой комнате. К сожалению, зашить не получалось. Продырявленная кожа превратилась в перфорированный кусок туалентной бумаги и оторвалась длинной полосой. Пришивать уже было не к чему.
Между носком ботинка и верхней частью образовался зазор миллиметров в пять. Утомившись совмещать куски кожи, я проклял старшину, взял ботинки под мышку и заскребся в каптерку:
- Товарищ старшина, я не могу их отремонтировать! Старшина наморщил лоб и вдруг, приняв решение, просиял лицом:
- Давай, боец, тащи струмент! Я тебе помогу!
Слегка недоумевая, я притащил шило с крючком. Старшина достал ржавые огромные плоскогубцы. Зацепил губками кожу на носке и натащил ее на голенище. Я пробил шилом первую дырку и протащил крючком капроновую, вощеную нитку.
Через час старшина вытер пот со лба:
- Ну вот, боец, а ты говорил не починишь!
Я с сомнением посмотрел на ботинки, водруженные на старшинский стол. Зашить-то мы их зашили. Но из-за перетянутой кожи носок ботинка задрался вверх и очень сильно внутрь стопы, напоминая гигантские, зашнурованные когти ленивца. Я вздохнул и посмотрел на свои ноги в казарменных тапочках:
Реклама