Жизнь в телецентре «Останкино» (5 фото)

Сначала у меня было хорошее место с диваном, потом я переехал в другую редакцию. Я дружил с руководителем программы (спасибо ему), и он дал мне ключ от своего кабинета. У меня появилась своя личная комната, но диван в ней был неудобным. Приходилось подставлять стулья, чтобы вытянуть ноги, и спина от этого часто болела. Утром включалась принудительная вентиляция. От неё было холодно, она сильно шумела. До туалета бежать далеко, а утром, как правило, хочется, особенно если промёрзнешь.
Я придумал для себя правила и сначала их соблюдал. Во-первых, чтобы проникнуть в своё жилище, я делал ход конём: как и все, я уходил с работы, но потом возвращался в телецентр через отдельный вход, где не такое интенсивное движение. Коридоров было достаточно, и у меня был свой маршрут: я шёл в обход тайными коридорами, чтобы добраться до своей кельи. Неудобство было в том, что на этом же этаже была программа, которая дневала и ночевала на работе, и мне приходилось лавировать между ними.
Там длиннющий коридор: одна редакция уже закрыта (мне нужно туда попасть), а в другой кипит работа, и там меня тоже уже все знают. Я шёл уверенно к своей двери. Если никто не шёл мне навстречу, я свободно проникал в свою комнату. Если кто-то появлялся и замечал меня (что здесь делает оператор в 11 вечера?), я просто проходил мимо, и потом снова делал такой же заход. Вечером было не такое интенсивное движение, а по субботам у них был дедлайн, и они носились как угорелые. Но субботу я мог провести и в другом месте.
Я скрывался параноидально. Я не мог выйти из комнаты до тех пор, пока не убедился, что шум в коридоре стих. Я надевал пуховик зимой, делая вид, что ухожу с работы, чтобы спуститься купить воды. Я приходил в пуховике, хотя шёл с шестого этажа.

В шесть утра (мне даже не нужен был будильник) азиатка-уборщица врывалась и начинала наводить порядок: подметала, меняла мусорное ведро. Мне поначалу было стыдно, а потом я даже стал с ней здороваться. Это была одна и та же женщина лет 45–50, она была очень любезна. Однажды под утро сквозь сон я почувствовал, что кто-то меня теребит за ногу. Я вскочил, смотрю — она. Стоит с листком бумаги и говорит мне так ласково: «А вас качество уборки устраивает?» Я сказал: «Конечно, конечно». Она сказала: «Ну тогда распишитесь, пожалуйста». Я уже спросонок хотел было свою фамилию вписать, а потом опомнился и стал судорожно вспоминать имя босса. Я думал, может, позвонить руководителю и спросить, но испугался: вдруг не стоит брать на себя такую ответственность.

Меня стали смущать азиатские уборщицы. Они ведь прекрасно понимали, что я там живу. Они были тихими наблюдателями. Я часто проходил мимо их комнаты, в которой они хранили свои ведра-швабры и где тусовались. И когда я проходил, они, сука, обязательно хихикали. Я думал, что они хихикают надо мной. Хотя им вообще было насрать, потому что они сами такие же спартанцы, как и я. Но наверняка они смеялись надо мной, потому что я всё-таки мужик.
Мои самые близкие друзья, коллеги по работе, конечно, знали, как я живу, и в принципе меня никто не ********** (издевался). Они, в общем-то, не относились ко мне брезгливо, я не становился для них фриком. Они говорили: «Я бы так не смог». Кто-то говорил: «Нет, чувак, мне нужна постель. Если мне осталось три часа, я всё равно поеду домой, посплю дома в кровати и вернусь утром на работу, даже если мне ехать в *****-Кукуево».
В телецентре есть культовое место — «Cafemax». Все, у кого перекур во время ночной работы, одни и те же люди, начиная с 10–11 вечера, спускаются в это кафе. Там был некий Александр, такой нарратор, который озвучивает сюжеты НТВ и «Первого канала». Он всегда пил виски с колой. И он как-то мне признался, оглядывая это кафе: «Это мой офис». Он говорил, что это его рабочее место, потому что между озвучаниями он приходит сюда, берёт виски с колой и пьёт. И это происходит ежедневно, кроме субботы и воскресенья. В пятницу и субботу там был аншлаг, в воскресенье ночью было спокойно. Самое прекрасное время — 6–8 утра, после пересменки и уборки. В кафе ещё не прокурено, и до 10–11 можно там тусоваться.
Между съёмками я сидел в «Максе» и ждал, когда за мной придут или мне позвонят и скажут: «Надо ехать!» Это значит, что там труп или пожар или какое-то ещё стихийное бедствие. Знакомые стали часто там меня замечать. И стали такие шуточки появляться: «Ты че здесь, живёшь, что ли?», — а я говорю: «Ну конечно, мы же все живём на работе». — «Ну да, ну да».
Про телецентр
Телецентр — это целый город, где можно жить: там есть столовые, кофейни, продуктовый магазин, бар, ларьки. Я там завтракал, обедал и ужинал, ещё и ночью можно было поесть. Была такая кафешка у 17-го подъезда, где готовили классную яичницу. На завтрак я всегда брал себе яичницу, апельсиновый сок и кофе, там же курил.
Телецентр — это огромный поток людей, огромные пространства, где можно было раствориться. И я растворялся. Если это был выходной день и мне некуда было идти, я мог уйти в другой конец телецентра и посидеть в Wi-Fi-зоне. C понедельника по пятницу я вообще не выходил из телецентра, выходил только когда выезжал на съёмки. Я возвращался в телецентр, и у меня всё было: большой плазменный телевизор, друзья, Wi-Fi, свой гаджет. Что ещё нужно холостяку? Женщина? Сексуальная жизнь у меня была только в командировках.